Гиппогрифон

Гиппогриф происходит из Европы, хотя сейчас обитает во всём мире. У него голова гигантского орла и тело лошади. Он может быть приручен, хотя неспециалистам не стоит даже пробовать. Во время приближения к гиппогрифу следует поддерживать зрительный контакт. Поклон означает добрые намерения. Если гиппогриф отвечает на приветствие, можно безопасно продолжить сближение.

Гиппогриф питается земляными насекомыми, а также ест птиц и мелких млекопитающих. При размножении гиппогрифы строят на земле гнёзда, и откладывают в каждое по одному крупному и хрупкому яйцу, вылупление которого происходит в двадцать четыре часа. Птенец гиппогрифа встаёт на крыло в течение недели, но сопровождать своих родителей в долгих перелётах он сможет лишь через несколько месяцев.

Желая обозначить невозможность или несообразность, римский поэт Вергилий говорит о попытке скрестить коня и грифа. Четырьмя столетиями позже его комментатор Сервий утверждает, что грифы или грифоны – это животные, у которых передняя часть туловища орлиная, а задняя - львиная. Чтобы подкрепить свое утверждение, он прибавляет, что они ненавидят лошадей. Со временем выражение «Jungentur jam grypes eguis» («скрещивать грифов с лошадьми») стало поговоркой. Вергилий описал однажды некое событие как невозможное, сказав, что оно случится не раньше, чем "грифоны породняться с лошадьми". Фраза запомнилась. Много веков ее произносили примерно в тех же ситуациях, в каких современный человек мог бы сказать: "Когда рак на горе свистнет". Людовико Ариосто, придворный поэт начала XVI в., вспомнил эту строчку в процессе написания своего "Неистового Роланда" - эпической поэмы о рыцарях Карла Великого, короля, правившего в IX в. большей частью Европы. Решив, что пришло время воплотить в жизнь невероятный альянс, придуманный Вергилием, поэт создал гиппогрифа ("hippos" по-гречески означает "лошадь"). Пьетро Микелли замечает, что гиппогриф более гармоничное создание, даже чем крылатый Пегас.

В «Неистовом Роланде» (IV, 18) дано подробное описание гиппогрифа, которое словно бы предназначалось для учебника фантастической зоологии:

Не призрачный под магом конь – кобылой
На свет рожден, отцом был его гриф;
В отца он птицей был ширококрылой, -
В отца был спереди: как тот, ретив;
Все остальное, как у матки, было,
И назывался конь тот – гиппогриф.
Рифейских гор пределы славны ими,
Далеко за морями ледяными.

Интересно что за Рифейские горы имеются в виду, не Рипейские ли горы в мифологии

славян где находился светлый Ирий, ведь горы те как известно охранял грифон…
Первое упоминание этого странного животного обманчиво случайное (II, 37): «У Роны рыцаря увидел я, остановившегося крылатого коня».
В других октавах описано изумление при виде странной летящей лошади:

Глядит – хозяйская семья, в мгновенье
Сбежавшись, - кто в дверях, кто у окна, -
Как будто на комету иль затменье,
Взирает в небо, поражена.
И видит дева судное явленье,
И верит лишь с трудом глазам она:
Конь, видит, в воздухе летит крылатый;
Им правит всадник, облеченный в латы.

Согласно Ариосто, родина гиппогрифа - Рифейские горы, лежащие "далеко за скованными льдом морями". С этим существом встречается в поэме храбрая племянница Карла Великого Брадаманта, странствующая в поисках своего возлюбленного по имени Ружьер. Брадаманта узнает, что Ружьер в плену у чародея, разъезжающего верхом на диковинном, невиданном создании. Победив чародея и освободив Ружьера, Брадаманта приближается к зверю:

Вдвоем сходят они в тот дол,
Где красавица венчалась победой,
И глядят: перед ними гиппогриф,
На боку его - щит в поерове шелка.
Брадаманта идет к его узде;
Конь помедлил, пока она приблизилась,
А потом расширяет крылья
И опять опускается невдали.
А она за ним, а он опять
В воздух, и опять неподалеку –
Как ворона вокруг собаки
То взлетит, то сядет, то тут, то там.

Ружьер, Градасс, Сакрипант
И все рыцари, шедшие следом,
Рассеялись по склонам холмов,
Выше, ниже, куда держал крылатый, -
А он,
Не раз и не два погоняв их иежду скал
По сырым низинам и голым кручам,
Наконец, направил свой шаг к Ружьеру...
...Вот Ружьер его тянет за узду,
А тот не хочет идти и упирается.

Тогда сходит храбрец с Фронтина
(Так звали его коня)
И садится на ветробежца,
И, пришпорив, бодрит в нем дух.
Разбегается гиппогриф, отталкивается
И - ввысь,
Легче сокола, с которого снят шлычок,
Он взмоет, увидев добычу.
Брадаманта, глядя на любезного
В такой выси и такой беде,
Цепенеет
И долго, долго не в силах опомниться.


В другом эпизоде поэмы другой рыцарь, Астольф, путешествует по свету на том же гиппогрифе:

И теперь поведу рассказ
Вслед Астольфу,
Который своего гиппогрифа
Так привадил к поводьям и к седлу,
Что летал быстрее орла и сокола.
Пролетев поперек и вдоль
Всю он Францию от моря до моря,
Повернул коня
К тем горам, что на Пиренейском западе.
Над Наваррой, над Арагоном
Он летит, на потеху земных зевак;
Слева от него Терракон,
Справа - Бискайя, впереди - Кастилия,
Вдалеке - Галисия и Лиссабон.
Правит он к Кордове и Севилье,
Не минуя ни единого города
Ни в приморском, ни в пригорском краю...

...И приходит ему на ум
Просечь Африку от Атланта до Египта...
Видит Фес, Марокко, Оран...
...Шпорит вдаль, на Бизерту и Тунис,
Видит Каспу, видит остров Альзербу,
Береникин город и Птолемеев,
Вплоть до нильских семи уст и до Азии.


И наконец, Астольф едет на гиппогрифе в рай, а потом почтительно отпускает его, Понятно, почему Джоан Роулинг говорит в "Фантастических Зверях", что гиппогрифы "теперь распространились по всему миру".

В греческой мифологии гиппогриф – символ любви.